Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изображенная в этой сцене житейская позиция, увы, чрезвычайно реальна и ничуть за двадцать лет не состарилась. Ирины «не могу» и «не будем больше вспоминать об этом» — очаровательно женственная, но при всем том жестокая и опасная сила. Сама Ира хорошо это понимает. Она умеет отстаивать свой, и только свой, интерес. Умеет использовать в других людях то, что считает «слабостью», — готовность прощать, думать лучше о людях, чем они того заслужили. Убеждает Сашу не думать плохо о ней, и ее не смущает двойственность ее поведения: ведь сама же она учит Сашу, что «наша слабость — прощать людям и думать о них лучше, чем они есть». Она-то «сильная» и такой ошибки не сделает. «Человек делает свою судьбу сам», — говорит она, вкладывая в эти слова очень определенный смысл. «Если что, каждый спасает себя, а слова остаются для собраний...»
Как своего рода «антитеза» первой повести здесь проводится мысль о том, что человек должен сметь и уметь видеть мир своими глазами, иначе сказать — иметь и уметь отстаивать собственную позицию в жизни, не навязанную кем-то. Здесь, в сущности, нет никакого противоречия с выраженной в первой повести мыслью о невозможности видеть все лишь сквозь призму собственной «правоты», ибо человек учится видеть своими глазами мир, населенный людьми, ощущая свою связь с ними. Герой повести «Все только начинается» эту свою связь с заводскими друзьями, с заводом, в который уже вложена частица его судьбы, осознает в конце концов очень отчетливо.
Третья повесть «Дорога вся белая» писалась почти одновременно с повестью «Все только начинается». Но герои здесь старше Саши и Иры на семь—восемь лет. Это совсем другие герои, хотя... Нетрудно себе представить, как те же Ира и Александр, успевшие пожениться и разойтись, снова встретились на перепутье и предъявляют счеты друг другу. В существе своей жизненной позиции они мало переменились. Разве что утвердились каждый в своем.
Между тем есть и третий, который хотел бы любить обоих.
«Дорога вся белая» тоже не просто о личном. И эта повесть не лишена социального смысла: речь идет ведь об отношении к жизни — творческом или потребительском. Правда, слова это нынешние, но суть дела они выражают точно.
«С тех пор, как они вошли в комнату, сразу же разделив ее так, что у каждого был свой квадрат и даже свой воздух, едва ли прошло больше пяти минут. Но им уже было невозможно находиться вместе»— такова предельно жесткая экспозиция. Герою с тех пор еще, когда они были вместе, кажется, что всегда было так: «...слова произносились только для того, чтобы вызывать раздражение». Речь идет не о ссоре. Зина — здесь так зовут героиню — настроена, и весьма энергично, на то, чтобы возобновить семейную жизнь, а герой — здесь его зовут Леонидом — готов всеми силами этому сопротивляться, противиться ее агрессивной «слабости». И есть еще мальчик. И Леонид «с каждым днем ощущал все больше, что ему просто необходим этот маленький человек. Ему страшно это нужно, чтобы маленький человек находился рядом». Была ли в этом усталость от жизни, потерянные надежды, страх одиночества или последний способ утвердить себя на земле...
Драматическая житейская ситуация, довольно распространенная, в повести возведена на высоту почти символа. Это отнюдь не история краха одной семьи. Хотя повесть, казалось бы, и об этом. Было время, когда он, герой повести, этой женщиной любовался и видел в ней, можно сказать, идеал женской привлекательности. А ей нравилось, «как он носит шляпу, как держит себя в компании, как лихо играет на пианино и как отплясывает чарльстон». Она у него находила улыбку знаменитого французского киноактера, — он теперь вспоминает об этом с иронией. Она ведь ничего больше в нем не видела и не искала даже. Ну разве что надеялась, что при его способностях он сделает карьеру. Он ее ожидания не вполне оправдал, но беда была все же не в этом, Они по-разному понимали, что значит жить. Ей казалось все просто: «...тысячи людей живут вместе и ничего не требуют друг от друга сверхъестественного. Зарабатывают на хлеб, одеваются, растят детей. И ничего, счастливы...»
Ему же казалось — какое же это счастье? Не все ли равно, где и чем набивать живот? Ему было мучительно ее равнодушие. Общение с ней обессмысливало его жизнь. И его терзали мысли о быстротечности жизни, о том, что надо что-то успеть в ней сделать.
Зина убеждена, что все еще Леонида любит. Ее настоящее насыщено смесью надежд и расчетов. Главный расчет на его слабость: «И, посмотришь, ты еще вернешься ко мне. Я знаю... И выиграла я. У меня есть сын, и я люблю тебя. А ты?.. У тебя нет ничего...»
Странная такая война, именуемая любовью.
Для героя повести путешествие с мальчиком в заброшенную карпатскую деревню, на край света, по существу поиск выхода к миру, к людям, к природе. Было бы правильнее сказать — через природу к людям. Именно природа ему помогает найти утраченные душевные связи. Найти тропинку к душе мальчика, с которым он и знаком-то не был, и не знал, как к нему подойти. Да и с той случайно встреченной на реке женщиной его ненадолго соединяет природа. Ему даже кажется, что в отличие от Зины эта женщина способна на что-то большее, чем те внешние, пустые, бездушные отношения. Зина эффектнее, но зато в этой женщине есть что-то, чего Зине недостает. «Эта женщина заполняет его душу покоем. С ней можно оставаться самим собой, и не нужно никаких лишних слов». И такое ощущение обоюдно. И мальчик душевно привязывается к нему, и эта женщина перестает себя ощущать маленькой и никому не нужной, у нее тоже возникает чувство окрыленности, подъема душевного, и даже поле, казавшееся ей только что скучным, пустым, наполняется жизнью, и небо оживает, и серые развалины превращаются в романтический замок... Все это не просто символика — жизненная реальность. Природа творит это чудо. Она делает душу доступней для истинного общения. В другой ситуации он этой женщины не заметил бы и с мальчиком не нашел бы взаимопонимания. А вот в деревне, на реке...
В повести «Дорога вся белая» впервые выступает на первый план это единство человека с природой. Впоследствии размышления о природе потеснят все другое в творчестве Элигия Ставского. Здесь тема возникает как потребность в общении с природой, как спасение человека в природе, духовная связь с окружающим миром, тогда еще не носившим пугающего названия «экологическая среда». Утерянное было ощущение смысла жизни, просто жизни, приходит к герою здесь, на реке, в деревне. Ему даже кажется, что изменилось что-то в его отношении к жизни, к ее ценностям. «Если каждый день думать, что жизнь дана для чего-то необыкновенного, можно наломать таких дров, заварить такую кашу, что уже не расхлебаешь, — философствует он. — А жизнь, наверное, это совсем другое: спокойный, терпеливый труд, честность и внимание к чужой боли».
Философия очень достойная, только в жизни героя она, увы, ничего пока не изменит. И в деревне он не останется, как хотелось бы, и дорогу здесь не построит, и та женщина, что неприметно вошла в его душу, так же бесследно ее вскоре покинет; они с мальчиком возвратятся в город, где их ждет и все же на что-то надеется Зина. Ни одна проблема не решена.
Спустя двадцать лет мы видим, что поставленные в этих повестях вопросы реальны и нисколько не постарели.
Соотношение внутренней, личной, духовной жизни с общей жизнью людей, с миром, природой, соотношение связей духовных с понятием смысла жизни, водораздел между словесной шелухой и видимостью людских отношений, с одной стороны, и тем настоящим, в чем раскрывается суть истинного человеческого существования, поиски духовности в жизни и в отношении людей друг к другу — это все нас волнует сильней год от года. Эти проблемы по-своему возникают в каждой из трех повестей; меняются ракурс и глубина проникновения в материал. Ни один вопрос не исчерпан.
Вскоре одна из самых реальных, животрепещущих, злободневных проблем поглощает все внимание Элигия Ставского — отношение человека к природе. Не потребность человека в общении с ней, как это было в повести «Дорога вся белая», но насущные нужды самой природы, обоснованная тревога за нее. Появляются одна за другой публицистические статьи Ставского, посвященные волнующим всех острым, важным вопросам, касающимся судьбы Азовского моря, Ладоги... Он — председатель Экологической комиссии при Ленинградском отделении Союза писателей. Единственной в своем роде комиссии. От публицистики путь естественный к прозе художественной. Один за другим создаются несколько вариантов романа «Камыши». Пытаясь найти художественное решение волнующей его проблемы, Ставский приходит к неизбежному выводу, что проблема озера или моря — это в конечном счете тоже прежде всего проблема человеческих отношений.
Намеченные в повестях человеческие конфликты, столкновения характеров находят продолжение в романе. Сущность давно начатого спора наконец-то выходит на первый план.